|
Булат Окуджава Живописцы, окуните ваши кисти В суету дворов Арбатских и в зарю, Чтобы были ваши кисти словно листья. Словно листья, словно листья к ноябрю. Окуните ваши кисти в голубое, По традиции забытой городской, Нарисуйте и прилежно и с любовью, Как с любовью мы проходим по Тверской. Мостовая пусть качнется, как очнется ! Пусть начнется, что еще не началось ! Вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется... Что гадать нам: удалось - не удалось ? Вы, как судьи, нарисуйте наши судьбы, Наше лето, нашу зиму и весну... Ничего, что мы - чужие. Вы рисуйте ! Я потом, что непонятно, объясню. |
Bulat Okoudjava City painters, city painters, dip your brushes In Arbat's awaking yards and morning shine. Pick your brushes, take your time, and let your brushes Be November leaves that gently skim and dye. City painters, keep the urban lost tradition: Blue your brushes, make a pause, start to draw. Draw with care and with love and with precision How we're in love with long Tverskaya stroll. Let the pavement rock as it is being waked ! Let those things begin which are not yet begun ! You depict, and you will be appreciated... Never guess how successfully you've done. Be like judges and depict the fates and faces, Our seasons from December to July... Never mind that we are strangers. You're painters ! What's unclear I will later clarify. |
|
Галина Букалова Помяни поэта, Дева, У огня холодным днем И пускай не будет гнева В помянании твоем. Он избрал себе дорогу Смяв минувшие года: То ли к черту, то ли к Богу, А, быть может, в некуда. Он на миг в твоей судьбине Свечку бедную зажег -- Той свечи уж нет в помине, Но была она, дружок! Жизнь певца тебе светила Чуть мерцая из угла: Сколько ты его любила, Столько, может, и жила. |
Galina Bukalova Once recall the poet, Lady, Near fire, in the dim, Leave your anger and displeasure When you think about him. He has chosen his road Smashing years that had passed -- To the heaven, hell, abroad, To the future, to the past... He lit candle : poor, unsteady -- In your heart and in your thoughts. It is gone, of course, already, But it was, my friend, it was! Poet's life was gleaming slightly Right ahead you, and -- believe ! -- How long you felt you loved him, That was how long you lived. |
|
Леонид Дербенев Призрачно все в этом мире бушующем, Есть только миг : за него и держись. Есть только миг между прошлым и будущим, Именно он называется жизнь. Вечный покой сердце вред ли обрадует : Вечный покой -- для седых пирамид. А для звезды, что сорвалась и падает Есть только миг, ослепительный миг. Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия, Но не всегда по дороге мне с ним. Чем дорожу, чем рискую на свете я : Мигом одним, только мигом одним. Счастье дано повстречать иль беду еще... Есть только миг : за него и держись. Есть только миг между прошлым и будущим, Именно он называется жизнь. |
Leonid Derbenev This raging World is a mix of illusive things. You are to stick with the only spell : That tiny spell parting past and futurity. Life is the name for this actual spell. Lasting repose will be hardly enjoyable : It is for tombs and for sculptures as well. But for the star which is currently falling down All what exists is this brilliant spell. Let this big World fly ahead through the centuries, But I’m not always to follow its way. What I am gambling with, what is my real worth : It is this spell, it is my single spell. Luck or fault is awaiting ahead of me. I am to stick with the only spell : That tiny spell parting past and futurity. Life is the name for this actual spell. |
|
Марина Цветаева Красную кистью рябина зажглась, Падали листья -- я родилась! Спорили сотни колоколов, День был Субботний --- Иоанн Богослов. Мне и до ныне хочется грызть Жаркой рябины горькую кисть. |
Marina Tsvetaeva Ash-berry cluster: scarlet and burnt. Whirling of leaves was the way I was born. Arguing bells were exchanging with boom: Hailing the fight and proclaiming the doom. Since I was born I'm still eager to bite Cluster of ash-berry: bitter and bright. |
|
Борис Пастернак Весна -- я с улицы, где тополь удивлен, Где даль стесняется, где дом упасть боится. Где воздух синь, как узелок с бельем У выписавшегося из больницы. Где вечер пуст, как прерванный рассказ, Оставленный звездой без продолженья, К недоуменью тысяч шумных глаз Бездонных и лишенных выраженья. |
Boris Pasternak The spring: I'm here, from the stooped street, Where poplar wonders, building may come down, Where air is blue like thin and tattered sheet In person's hands who recently recovered. Where night is void like tale that incomplete And left by star without continuation To the surprise of thousands eye-pits That noisy, deep, but do not have expression. |
|
Илья Эренбург Да разве могут дети Юга, Где розы блещут в Декабре, Где не розыщешь слово "вьюга" Ни в памяти, ни в словаре. Да разве там, где небо сине И не слиняет хоть на час, Где из покон веков -- поныне Все то же лето тешит глаз. Да разве им -- хоть так, хоть кратко, Хоть на минуту, хоть во сне, Хоть ненароком догадаться, Что значит "Думать о весне". Что значит в Мартовские стужи, Когда отчаяние берет -- Все ждать и ждать как неуклюже Зашевелится грузный лед. А мы такие зимы знали, Вжились с такие холода, Что даже не было печали, Но только гордость и беда. И в крепкой, ледяной обиде, Сухой пургой ослеплены, Мы видели -- уже не видя -- Глаза зеленые весны. |
Ilya Erenburg Is there a way for sons of South ? -- Where roses glow in Christmas time, Where no way to search for "snow" Both in the dictionary, and in the mind. Is the way a for sons of South ? -- Where heaven never fades, and high, Where from antiquity till now Eternal summer treats the eye. Is there a way for them ? -- Unawares, Just for the moment, just as dream, Just accidentally realize What does it mean: "To think of spring". What's that: in snowstorms, in April, When the frustration takes advance, Still be awaiting and awaiting Until first move of heavy ice. But we were merged with such winters, But we were merged with such cools, We did not even feel the mourning, But just the courage and the woe. And being hurt with freezing touching, Got blinded with the dried wind, We didn't see, but we were watching Another eyes: green eyes of spring. |
|
Эльдар Рязанов (Песня из к/ф "Служебный Роман") Обрываются речи влюбленных, Улетает последний скворец, Целый день осыпаются с кленов Силуэты багровых сердец. Облетают последние маки, Журавли улетают, трубя, И природа в болезненном мраке Не похожа сама на себя. Что ты осень наделала с нами -- В красном золоте стынет земля. Пламя смерти свистит под ногами Ворохами листвы шелестя. По пустынной и голой аллее Шелестя облетевшей листвой -- Почему ты, себя не жалея, С непокрытой идешь головой? Жизнь растений теперь затаилась В этом странном сплетеньи ветвей. Ну так что же с тобой приключилось? Что с душой приключилось твоей? Как посмел ты -- красавицу эту, Драгоценную душу свою Отпустить, чтоб скиталась по свету, Чтоб погибла в далеком краю? Пусть нестройны прощальный речи, Пусть дорога уходит во тьму... Нет на свете печальней измены, Чем измена себе самому. |
Eldar Ryazanov Lovers stop their cordial talking: It is stuck and suspended in cools. Purple hearts are what maples are dropping: Silhouettes --- all day long, to the pools. Strength of nature is waned in sickness, Cranes are leaving us, trumping in sky. Poppies lose their petals in weakness, Leaves are whirling and taking a dye. Autumn: what did you do to the people? Soil is cooled with red gilding at once. Flame of death underfoot skims and whistles, Pace is bogged in foliage dance. By the alley: deserted and bare Who's that hatless and lonely one? That is you -- no help, no care, No hopes and nothing to come. Life of plants is ensconced somehow In that strange combination of branches. What had happened to you and your soul? What had caused to happen this change? How dared you handle that treasure With the way it's released and lost, With the way it is left in displeasure And orphaned on lonesome coast? It is now on comfortless trial, Left forlorn on the shadowy shelf... Do you know worst way of betrayal? --- It's the way of betraying yourself. |
|
Владислав Ходачевич Имей глаза -- сквозь день увидишь ночь: Не озаренную тем воспаленным диском. Две ласточки напрасно рвутся прочь, Перед окном шныряя с тонким писком. Вот ту прозрачную, но прочную плеву Не прободать крылом остроугольным, Не вырваться туда, за синеву, Ни птичьим крылышком, ни сердцем подневольным. Пока вся кровь не выступит из пор, Пока не выплачешь земные очи -- Не станешь духом. Жди, смотря в упор, Как хлещет день, не застилая ночи. |
Vladislav Khodasevich You have the eyes: to watch the night through day: The night that is not lit with that sore luster. Two swallow-birds are trying get away: But vainly squeak and vainly prowl faster. The cope of day is transparent, but tough, There's no way to cut it with a spear, There's no way to break this thin blue stuff Both with the wing and with subjected spirit. Until all blood gets out through your skin, Until your eyes are squeezed and wept out: You'll never turn a soul. Watch the sheen That gushes into the night, but fails to cover it. |
|
Осип Мандельштам Куда мне деться в этом Январе? Открытый город сумасбродно цепок. От замкнутых я, что ли, пьян дверей? И хочется мычать от всех замков и скрепок. И улиц перекошенных чулки, И переулков лающих чуланы... И прячутся поспешно в уголки, И выбегают из углов угланы. И -- в яму, в бородавчатую темь Скольжу к обледенелой водокачке. И, задыхаясь, мерзлый воздух ем, И разлетаются грачи в горячке. А я -- за ними, ахая, кричу В какой-то мерзлый, деревянный короб: "Читателя, советчика, врача! На лестнице колючей -- разговора б!" |
Osip Mandelshtam Where can I hide myself among these winter days? This open town is cool and crazy grasping. I want to moo. I'm drunk with doors and chains. I'm locked with the bolts. With latches I am hasped. These stooped lanes remind me barking nooks, These courts remind me stockings, streets are canted. They check me with the staples and the hooks, They hide the thieves, they shelter rooks and bandits. The water-hole is bound with ice crust --- I slide to that. I'm eating frozen air. I stifle in this ditch. In swollen warty dusk I frighten birds --- they stampede in the fear. I follow them... My grumbles and my cries Are caged in that wooden, rimy locker. I need physician! Reader! And advice! On barbed stairs --- I just need a talker! |
|
Юрий Визбор А будет это так: заплачит ночь дискантом И ржавый ломкий лист зацепит за Луну, И белый-белый снег падет с небес десантом, Чтоб черным городам придать голубизну. И тучи набегут, созвездьями гонимы, Поднимем воротник как парус Декабря, И старый-старый пес с глазами пилигрима Закинет морду вверх при желтых фонарях. Друзья мои, друзья, начать бы все с начала: На влажных берегах разбить свои шатры, Валяться б на досках нагретого причала И видеть как дымят далекие костры. Еще придет зима в созвездии удачи И легкая лыжня помчится от дверей, И, может быть, тогда удастся нам иначе, Удачней, чем теперь, прожить остаток наших дней. А будет это так: заплачит ночь дискантом И ржавый ломкий лист зацепит за Луну И белый-белый снег падет с небес десантом, Чтоб черным городам придать голубизну. |
Yuri Vizbor That's how it will come: the night will cry with descant And hook the rusty leaf to the increscent moon, And snow will forward its white to tint the instant And cover the black towns to turn them to be blue. The clouds will advance the yoke of constellations, We'll hoist our collars making winter sails, And yellow street-lamps will pour illumination To make old dog raise head and earn the stranger's tales. My friends, my dear friends, let's start from the beginning: Let's make another life, let's pitch our tents, Let's kindle the campfires and release the dreaming, Let's dip in tender surf and sprawl on hot sand. The winter is to come and make the stars be lucky And light ski-run will lead toward remote ways --- And, possibly, we'll turn the life to be more lightened Amending the remainder of these shabby days. That's how it will come: the night will cry with descant And hook the rusty leaf to the increscent moon, And snow will forward its white to tint the instant And cover the black towns to turn them to be blue. |
|
Юлий Зыслин Журавли, курлыкая, летели, В подМосковном небе строя клин. Взгляд мой, удивленный, ошалелый, Как магнитом к ним притянут был. Нитка, прошивая поднебесье, То рвалась, то связывалась вновь --- Будто бы невидимый кудесник Рисовал по голубому бровь. Скрылся клин --- и небо онемело, Словно свою душу потеряв. Осень, Сентябрем красуясь, тлела В окруженьи пестрых одеял. |
Yuli Zyslin Flock of cranes was lingeringly passing, Clanging in the height and forming wedge. I got stuck, transfixed and surprised, Tightly bound with its reedy edge. Soaring thread was stringing and disparting, Quilting sky and trying to strain through --- As a viewless sorcerer was cutting Contour of the brow on the blue. Wedge was gone as guise of sky got changed: Turning stray and soulless and mute. Autumn showed off September's amber, Blanketing the land with painted suits. |
|
Геннадий Шпаликов Я к вам травою прорасту, Попробую к вам дотянуться. Как почка тянется к листу Вся в ожидании проснуться. Однажды утром процвести Пока ее никто не видит На ней уже роса блестит И сохнет, если Солнце выйдет. Оно восходит каждый раз И согревает нашу землю И достигает ваших глаз, Но я ему уже не внемлю. Не приоткроет мне оно Опущенные тяжко веки, И обо мне грустить смешно Как о реальном человеке. А я осенняя трава, Летящие по ветру листья. Но мысль об этом не нова: Принадлежит к разряду истин. Желанье вечное гнетет Травой хотя бы сохраниться. Она весною прорастет И к жизни присоединится. |
Gennady Shpalikov I will grow out reaching you As grass that wedges through the ground, As bud that tends to be a bloom In longing wish to get aroused. It bursts upon the morning view When no one can scent and watch it, But it already shines with dew And dries should Sun come up and touch it. Each time the Sun climbs to the sky It sheds its grace upon the globe. It finally attains your eyes, But I don't hark and I don't follow. It doesn't move my iron lids, My lids are hopelessly sealed, And that's absurd to brood on me As on a man who is still real. I'm staled as an autumn leaf, I'm ripped away and now skimming. Such sense is gist of my belief. It's very old intrinsic meaning. A dismal wish is still my bait: Just be preserved in the seed ward. The seeds look dead, but germinate And join the life that goes forward. |
|
Марина Цветаева В сиром мороке загробном: Перелетный рейс, Сирой проволоки вздроги, Повороты рельс. Словно жизнь мою убили: Из последних сил, В сиром мороке, в две жилы Истекает жизнь. |
Marina Tsvetaeva. This orphaned murky rove Leads beyond the grave: Jerks of wires, shapes of poles, Turns of rusty rails. It looks like my life is killed: With the rest of will, With two veins that are unsealed --- Life is being spilled. |
|
Владислав Ходасевич Все жду: кого-нибудь задавит Взбесившийся автомобиль. Зевака бедный окровавит Торцовую сухую пыль. И с этого пойдет, начнется: Раскачка, выворот, беда --- Звезда на землю оборвется И станет горькую вода. Прервутся сны, что душу мучат, Начнется все, что я хочу, И Солнце ангелы потушат Как утро лишнюю свечу. |
Vladislav Khodasevich That's what I wait: a car will madden And override a passing guy. This hapless roamer will redden The dusty curb of roadside. Such moment will shake up my feeling, My sick, unbalance and distress. The star will slough its lambent being, The bread will get the bitter taste. The dreams that pain me will be ended Awaking everything I want, And sun will be turned off by angels Like candle by the morning gong. |
|
??? Опять тропинка, и опять песок В кленовых листьях: желтых и сырых. И кто-то долго целится в висок И не стреляет: воздух пуст и тих. Давным-давно отмерены шаги От этой арки вот до той скамьи. Приди! Придумай нечто! Помоги! Негодованья выскажи свои! Я думал, что она ушла к тебе, Ты думал, что она ушла ко мне. А оказалось -- в поздней тишине Одни вороны, склонные к ходьбе. Да серый воздух, да сырой песок, И желтых листьев романтичный быт, И кто-то долго долго целится в висок, Но не стреляет: он давно убит. |
??? Again the fading park, and straight footpath, And gilt of maple leaves atop the sand, And somebody keeps aiming in the hush --- And doesn't shoot. The site is calm and damp. The distance from this pylon to that prop Is perfectly stepped out and re-checked. Come back! Think out something! Make it stop! Say your displeasure! Argue then! Object! I thought you left me certainly for him, He thought you left him certainly for me. But what's turned out: in the latter view Just waiting ravens there: cool and mute. And staled air, and this straight footpath, And leaves have their romance shred and spilt, And somebody keeps aiming in the hush, But doesn't shoot: he is already killed. |
|
Осип Мандельштам Возьми на радость из моих ладоней Немного солнца и немного меда, Как нам велели пчелы Персефоны. Они моют в прозрачных дебрях ночи, Их родина --- дремучий лес Тайгета, Их пища --- время, медуница, мята. Не отвязать неприкрепленной лодки, Не услыхать в меха обутой тени, Не превозмочь в дремучей жизни страха. Нам остаются только поцелуи: Мохнатые, как маленькие пчелы, Что умирают, вылетев из улья. Возми ж, на радость, дикий мой подарок: Невзрачное сухое ожерелье Из мертвых пчел, мед превративших в солнце. |
Osip Mandelshtam Take from my palms a present for your pleasure: The piece of honey and the piece of sunshine. That's what Persephone and her wild bees prescribed. Those bees are singing in the crystal darkness, They were born inside the wild of Tayget, They eat the mint, the lungwort and the time. The unattached boat is never loosed, The steps of furry shade are never heard. The lifelong fear never may be conquered. The kisses are the last thing we are left with. The fuzzy kisses that remind the small bees Which die when they are leaving their beehive. Take for your pleasure my unstudied present: This simple and unprepossessing necklace Made from the lifeless bees whose honey turns to sunshine. |
|
Белла Ахмадулина По улице моей который год Звучат шаги: мои друзья уходят. Друзей моих медлительный уход Той темноте за окнами угоден. Запущены моих друзей дела: Нет в их домах ни музыки, ни пенья, И лишь, как прежде, девочки Дега Голубенькие оправляют перья. Ну что ж, ну что ж... Да не разбудит страх Вас, беззащитных, среди этой ночи. К предательству таинственная страсть, Друзья мои, туманит ваши очи. О, одиночество! Как твой характер крут! Посверкивая циркулем железным Как холодно ты замыкаешь круг, Не внемля увереньям бесполезным. Так призови меня, и награди: Твой баловень, обласканный тобою, Утешусь, прислонясь к твоей груди, Умоюсь твоей вьюгой голубою. Дай встать на цыпочки в твоем лесу, На том конце замедленного жеста Найти листву и поднести к лицу И ощутить сиротство как блаженство. Даруй мне тишь твоих библиотек, Твоих концертов строгие мотивы, И, мудрая, я позабуду тех, Кто умерли или доселе живы. И я познаю мудрость и печаль, Свой тайный смысл доверят мне предметы, Природа, прислонясь к моим плечам, Объявит свои детские секреты. И вот тогда, из слез, из темноты, Из бедного невежества былого, Друзей моих прекрасные черты Появятся и растворятся снова. |
Bella Akhmadulina There are the steps along my quiet street: They last for years their rhythmic sound. With those steps my friends sedately quit. This passing fits the night that lies around. My friends are left with very poor chance. They have no songs, no music in the homes Despite Degas's blue girls in their dance Keep preening subtle feathers even so. So what... I pray: the fear never breaks Your guardless sleep among this lifelong darkness. The magic of betrayal is your bait: It blurs your eyes --- be careful, my darlings! Oh, loneliness! Your temper is too harsh! Your iron compass gleams with callous patience While closing this circle of the hush Ignoring terms of useless aspirations. Let me approach you, treat me and reward. You fostered me continuously pleasing: I will console myself in your secluded ward, I'll wash my face with your untainted blizzard. Let me stand tiptoe in your remote wild, Let me complete the gesture of the leisure To find the foliage and bring it to my eyes And realize the orphanage as pleasure. Gift me the classic melodies of yours, Your hush of libraries should also be your giving. I will get wise, and I'll forget all those Who are already dead, and who are living. I will perceive the wisdom and distress. The things will trust me their hidden meaning. The nature will be leaning on my chest And telling dolly secrets of the being. Look! Since this moment, from obscured lands, From scanty backward ignorance, from tears : The glorious contours of my dear friends Will show up again, but disappear. |
|
Осип Мандельштам Не сравнивай: живущий несравним! С каким-то ласковым испугом Я соглашался с равенством равнин И неба круг мне был недугом. Я обращался к воздуху-слуге, Ждал от него услуги или вести, И собирался в путь, и плавал по дуге, Неначинающихся путешествий. Где больше неба мне --- там я бродить готов, Но ясная тоска меня не отпускает От молодых еще Воронежских холмов К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане. |
Osip Mandelshtam Don't liken one who lives: such liking is a waste!.. With some caressing, favorable fear I was agreeing with the plainness of the plains And circle of the sky was my familiar fever. I was appealing to the air who served me, I used to wait from him a message or service Preparing for a trip, but failing, and then slid Along the arc of never starting journeys. I am to stray where sky much more engulfs, But clear craving is preventing me from leaving These young Voronezh hills for those panhuman ones Which are distinguishing in Tuscany and clearing. |
|
Юрий Визбор Спокойно, дружище, спокойно: У нас еще все впереди Пусть шпилем ночной колокольни Беда ковыряет в груди. Не путай конец и кончину: Рассветы как прежде трубят, Кручина твоя не причина, А только ступень для тебя. По этим истертым ступеням, По горю, разлукам, слезам, Идем, схоронив нетерпенье В промытых ветрами глазах. Виденья видали ночные На паперти северных гор, Качали мы звезды лесные На черных глазницах озер. Скрипят под ногами ступени, Мол: «Прожил --- и все стороной», Скрипят под ногами ступени, И годы висят за спиной. И куришь ты все беспокойней, И тень под глазами лежит, И зябнет походная койка, И черная птица кружит. Спокойно, дружище, спокойно: И пить нам, и весело петь! Еще в предстоящие войны Тебе предстоит уцелеть. Уже и рассветы проснулись, Что к жизни тебя возвратят, Уже изготовлены пули, Что мимо тебя просвистят. |
Yuri Vizbor Be poised, my buddy, be poised: We still have the whole ahead Despite the distress hurts your bosom With steeple’s midnight peaked head. Don't mix ”the decease” and “the close” : The dawnings triumphantly toot. Your suffering is not the cause, But should be a stair for your foot. Those stairs are foot-worn and mashed: Through trouble, through partings, through weeps We go and keep the impatience In eyes which are flushed with winds. We watched unknown dark ghosts Upon northern mountain shapes, We rocked star torches of forests Upon depthless eye-pits of lakes. We go and stairs are creaking And saying: “What’s missing --- is gone!” We go and stairs are creaking And years are suspended behind. Your smoking turns hasty and nervous, The shade charts around you eyes, Your bed chills your back on your travels, The raven makes loops in the sky. Be poised, my buddy, be poised: We'll sing, we'll have fun, we'll drink wine! In those unpreventable wars You are to come through and survive. Those dawns are already awaked Which will resurrect you at last, Those bullets are just manufactured Which will miss you whistling past. |
|
Автор ... |
Author ... |